Фото:
ИноСМИ
Рига. Свет лампы слепит глаза. Вопросы доносятся из темноты. Допрашивающий пытается выяснить, что обсуждают приятели латвийского лицеиста Георга Андреева (Georgs Andrejevs) и как они относятся к Советскому Союзу.
Война позади, и на родину в Латвию из бегства в Германию семья Андреева была вынуждена возвращаться сложным путем через Чехию и Украину, захваченную Советским Союзом.
Допрашивающий кричит, обвиняет Андреева в попытке сбежать в Германию и угрожает выслать его гораздо дальше. Андреев заливается слезами, и его отпускают.
Так 86-летний доктор медицинских наук Георг Андреев описывает свою первую встречу с полицией безопасности СССР НКВД в отделении милиции его родного города Тукумс в конце 1940-х.
Следующая встреча пройдет уже с КГБ — наследником НКВД — в начале 1960-х в Латвийской академии медицинских наук, где Андреев вырос до председателя общества анестезиологов Латвии.
Куратор КГБ заносит в картотеку тайных агентов данные контактного лица: Георг Андреев, 1932 года рождения. Кодовое имя — «Зиедонис».
Голос Андреева то стихает, то становится громче, когда в кабинете своего дома в Риге он рассказывает красочные подробности своей жизни.
На стенах кабинета — фотографии его встреч с папой Иоанном Павлом II, бывшим президентом США Биллом Клинтоном (Bill Clinton) и руководством независимой Латвии. На столе — недавно написанная автобиография «Подаренное мне время» (Man dāvātais laiks).
В книге объемом больше 1,2 тысячи страниц КГБ не отводится главная роль, но Андреев соглашается обсудить эту тему из-за ее актуальности. В этом году Латвия решила опубликовать список имен примерно 4,3 тысяч тайных агентов или информаторов, личные данные которых находились в архиве, оставшемся под контролем чиновников Латвии после распада СССР.
До появления списка эти имена были практически не известны. В 1994 году, будучи министром иностранных дел Латвии, совсем недавно вернувшей себе независимость, Андреев первым в Латвии признался в том, что был информатором КГБ.
Примеру Андреева последовали лишь немногие.
«Я по горло сыт этой темой», ‒ говорит Андреев и приставляет к горлу ладонь.
Первая встреча состоялась в начале 1960-х. КГБ представлял куратор, у которого был собственный кабинет в Латвийской академии медицинских наук. Говорили, что куратор открывал дверь в кабинет ректора ногой.
«Он был настоящим кагэбэшником, с блестящими металлическими зубами, ужасный, как в кино».
В список главных задач КГБ входила борьба с противниками СССР и националистами в обществе.
«Сначала они хотели получить информацию о коллегах и однокурсниках. Они запрашивали у меня информацию три или четыре года».
Андреев говорит, что описывал своих коллег как людей, относящихся к советской системе лояльно. Однажды он предупредил врача с националистическими взглядами, когда услышал, что агенты КГБ следят за ним.
КГБ возобновил встречи с Андреевым в 1980-х. Теперь полицию безопасности представлял высокообразованный доктор биологии.
Андреев был профессором медицины, который регулярно представлял Советский Союз на международных конференциях анестезиологов. Теперь встречи с КГБ напоминали не допросы, а разговоры о науке. Так сотрудничество казалось более сносным.
«Если закрыть на многое глаза и не вдумываться, можно было представить, что ты обмениваешься информацией со знакомым — если бы встречи не имели никакого отношения к политической системе».
Обычно они встречались на улице или в медицинской академии, как обычные люди. Иногда представитель КГБ спрашивал у жены Андреева совета для своей жены.
«Атмосфера сильно отличалась от того, что было в начале, но система была той же».
После обретения Латвией независимости Андреев узнал, что передавал информацию первому международному отделу КГБ.
«Я долгое время был единственным профессором анестезиологии в Прибалтике, владевшим информацией из-за пределов СССР, которая считалась очень важной».
Андреев рассказывает, что передавал то, что ему удавалось узнать на международных конференциях анестезиологов. Очевидно, что информация использовалась для военной медицины СССР.
Например, в середине 1980-х группа советских ученых пыталась разработать заменитель крови, который мог бы переносить кислород точно так же, как кровь. Андреев доложил о конференции, рассматривающей этот вопрос, сначала Министерству здравоохранения в Москве, а потом — КГБ в Риге, который контролировал министерство.
«Я считал свою деятельность нормальной и не боялся. Я понял, что так нужно поступать, чтобы преуспеть в своей сфере».
Когда в конце 1980-х Андреев присоединился к движению «Народный фронт», продвигающему свободу Латвии, он подозревал, что КГБ использует полученные им данные для угроз. Однако пугающий разговор так и не состоялся. КГБ затих.
Когда в 1994 году Андреев был министром иностранных дел Латвии, он вновь встретился с тем куратором КГБ с блестящими зубами. Мужчина был готов подтвердить в суде, что сам выдумал все рассказы и что Георг Андреев никогда не соглашался передавать данные КГБ.
«Предложение ему сделала полиция безопасности Латвии, — говорит Андреев. — Кто-то хотел уберечь меня от опасности или хотел, чтобы я молчал».
Когда в 1993 году на первых выборах после распада СССР Андреева выбрали в парламент Латвии, он подтвердил своей подписью, что не сотрудничал с КГБ. Однако в прессу просочилась информация о том, что имена Андреева и еще четырех политиков были в папках КГБ, оставшихся в Латвии.
Тогда Андреев совершил исключительный поступок и публично признал факт сотрудничества. Он не пошел в суд, чтобы обелить свою репутацию с помощью сотрудников КГБ.
«Я решил, что не хочу зависеть от человека, связанного с худшими воспоминаниями моей жизни. Я бы зависел от его ответов. Нет, нет, нет».
Как следствие, он покинул пост министра иностранных дел. Позже Андреев продолжил свою политическую карьеру как либеральный депутат Европарламента. Он занимал этот пост с 2004 по 2009 год.
Являлось ли сотрудничество с КГБ правильным?
«Думаю, я поступал правильно», ‒ говорит Андреев.
Он считает, что без сотрудничества с КГБ его поездки на международные конференции не были бы возможны. Его не знали бы в Латвии и позже не избрали бы депутатом.
«Люди, оказавшиеся в таком же положении, говорят, что приходилось выбирать между продолжением карьеры и исследований и тем, что тебя выставят на улицу».
Андреев говорит, что передавал научные данные. «Если от этого была какая-то польза, то это не было преступным. Без разницы, кому это сохранило жизнь ‒ русским, западным или латышским солдатам».
В период распада Советского Союза и до выборов в Верховный совет Латвии никто не спрашивал о связях со службами безопасности СССР.
«Когда мы встречались в неотапливаемом кинотеатре, избирателей интересовал лишь один вопрос: хватит ли у тебя смелости провозгласить независимость?»
Андреев проголосовал за предоставление стране независимости в мае 1990 года, больше чем за год до провозглашения независимости Эстонии. Он не хотел прекращать политическую карьеру из-за старых связей с КГБ.
Всю советскую коммунистическую систему, по мнению Андреева, нужно было объявить преступной, как это произошло с гестапо, тайной полицией нацистской Германии, и национал-социалистической партией на Нюрнбергском судебном процессе после окончания Второй мировой войны.
«Для выявления виновных следует изучать систему с верхов, а не с середины».
В свое время Андреев надеялся, что другие политики, сотрудничавшие с КГБ, тоже признаются в этом. Сейчас, спустя 27 лет после распада Советского Союза, он считает, что публикация списка КГБ с их именами принесет Латвии больше вреда, чем пользы. Эти данные могут навредить родственникам, детям и внукам многих людей.
Андреев говорит, что многие люди, упомянутые в списке, уже умерли. Оставшаяся часть постаревших людей не выступали против Латвии.
«Большая группа информаторов — или как их там называют — больше не представляют опасность для Латвии», — говорит он тихим голосом.
«Слишком поздно. Слишком поздно».
Список секретных контактов КГБ в других странах Прибалтики не сохранился
В середине 1990-х Эстония призывала служащих КГБ и информаторов рассказать о своей роли Полиции безопасности Эстонии КаПо. Сознались примерно 1,5 тысячи человек. Взамен на признание их данные были засекречены навсегда.
Позже были опубликованы имена 850 непризнавшихся людей, данными о которых располагали власти Эстонии.
«Проблема списка Латвии заключается в том, что на карточке значится имя человека, но не указана его роль или связь с КГБ», ‒ говорит профессор Велло Петтай (Vello Pettai) из Тартуского университета, который изучал эту тему.
Архив Латвии уцелел, поскольку во время государственного переворота в Москве в 1991 году группа латышских политиков вторглась в штаб КГБ в Риге и положила все оставшиеся папки в мешки. Их начали называть «мешками ЧК».
В годы независимости Латвии данные с содержимым мешков не раз требовали опубликовать.
В 2014 году была создана историческая комиссия, которой дали четыре года, чтобы изучить содержимое архива. Документалист Гинтс Грубе (Gints Grūbe) следил за ее деятельностью с самого начала. Его фильм «Люстр» (Lustrum) о людях, чьи имена значатся в папках КГБ, вышел этой осенью в честь столетия независимости Латвии.
«Если люди будут рассказывать, почему они оказались в этом списке, будет эффект коллективной терапии. Я уверен, что каждый знает причину».
Большинство не являлись полезными информаторами, хотя КГБ и поддерживал с ними контакт, считает Грубе.
Список примерно из 4,3 тысячи имен — лишь малая часть 25 тысяч контактов КГБ, установленных в Латвии с 1953 по 1987 годы.
Большая часть имен относится к 1980-м годам. По словам Грубе, в списке значатся, к примеру, около 400 деятелей культуры и представителей научных учреждений. В этой группе также числятся идейные лидеры движения 1980-х за независимость.
